Возврат на главную
    


Владимир Богомяков

АНТРОПОЛОГИЧЕСКАЯ ИСТОРИОСОФИЯ Ю.М.ФЕДОРОВА

Осенью 2001 года в Тюмени умер Юрий Михайлович Федоров, самобытный русский философ. В статьях, посвященных его памяти, его называли даже «сибирским Сократом» – почему Сократом? – или Сократ такой эталон философа для всех времен и народов и положено выбирать сократов городского, районного, областного и общероссийского значения? Большинство писавших о Юрии Михайловиче, конечно, его не читали: последняя, третья книга «Суммы антропологии» составляет более 700 страниц плотного, насыщенного мыслями и образами философского текста. Я решил написать о Федорове потому, что он был моим другом, причем, наша дружба стала особенно крепкой в последний период его жизни, когда он уже был прикован к постели тяжелой болезнью. Юрий Михайлович не был моим учителем, и я согласен далеко не со всем, что написано в его книгах, но я никогда не сомневался в его философских масштабах, не меньших, чем у Бердяева и Булгакова. Это был человек своемерный, незаурядный ум: будучи великолепным социологом и социальным психологом, он понял всю узость этих подходов для измерения безмерной человеческой истории и самого человека. Это был настоящий (не по названию) патриот и настоящий полковник – в конце 80-х годов его прикладные разработки, сделанные в Азербайджане, призваны были помочь стабилизировать ситуацию в стране, но разработки эти не были востребованы. Это был тонко чувствующий поэзию переводчик, переводивший современных польских поэтов и среди них особо восхищавшийся слепым Анджеем Бартынским, с которым переписывался до самой смерти. В конце лета от Бартынского пришла брошюрка «Как победить рак».

У Бартынского есть стихотворение под названием «Что-то кончилось». Вот как перевел его Юрий Михайлович:

В госпитале сказали, что ты умерла
Была ночь, и было смертельно глупо
Что волосы твои походили на Атлантику
В которой разбился наш челн
Итак, все кончилось – алхимия и химия
А в театре дают новую программу
И на волосы твои губы и глаза
Новые посетители расставляют стулья.

Что мне близко в антропологической историософии Федорова? Ну, конечно, его утверждение, что смысл истории не имманентен ей самой: духовная истина открывается на пути духовного преображения, погружения подвигом веры в апофатические глубины Откровения. Бунт человека против Бога ведет к бунту вещей против человека. Низшие экзистенциалы начинают бунтовать против высших, культура противостоит культу, цивилизация – культуре, технология – цивилизации. Происходит редукция высших форм бытия к низшим и, как следствие, перманентно увеличивающийся объем насилия «внешнего человека» над «внутренним человеком», стремление нецелостного человека установить свое господство над целостным мирозданием. По сути дела, своей книгой Ю. М. Федоров выступил против глобалистской концепции выживания, согласно которой нужно любой ценой сохранять падший мир, даже ценой утраты души. Он ироничен по отношению к сторонникам концепции «устойчивого развития», ибо развитие всегда есть преодоление сложившейся формы устойчивости. Он презрителен по отношению к представителям «объектного подхода» (иначе говоря, объектоцентристской метафизической версии, исходящей из предвечности и извечности Объекта, хотя и предполагающей присутствие в истории Субъекта, но лишь в качестве самосубъективации Объекта), готовых прятаться за любые ширмы, в том числе и за ширму псевдодемократического плюрализма, не делающего разницы между истиной и ложью. Юрий Михайлович говорит замечательные слова о том, что вся человеческая история должна быть вновь прожита человеком как история его собственного индивидуального поступка, и не иначе как через раскаяние и возрождение. Философия, считал Ю. М. Федоров, может и должна войти в сотериологию (учение о спасении). В самом деле, первоначальная философия и учила людей жить, а не занималась самоупоенным жонглированием терминами. Образ истинного философа далек от образа философа-менеджера, переселившегося в сциентистский офис. Философский дискурс зачастую оказывается опасен для целостного бытия, если строится на уровне позитивистских и неореалистических конструкций, т.к. идеи, претендующие на всеохватность, формулируются на поверхностном уровне обыденного сознания. Наука действует на уровне терминов и понятий и не поднимается до универсалий и трансценденталий, поэтому на данном пути философии не обрести мудрости. Философия, считает автор «Суммы антропологии», должна выйти из подполья, куда она вытеснена сциентизмом, и начать служить целостному человеку, а не одной из его организаций, именуемых наукой. Человек есть то, во что он верит. Человека ждет бессмертие, но наш современник пожелал полного исчезновения в абсолютном забвении.

Теперь о том, что мне не близко у Ю. М. Федорова. Исторический процесс понимается им в качестве процесса феноменализации Трансцендентного, выходит какая-то гегелевщина, нечто вроде эманации Абсолюта, как пишет сам Юрий Михайлович, «процесс развертывания Пустоты в Полноту Бытия и ее последовательное свертывание в изначальную пустотность Абсолюта». Ну, пойдемте, скажем старушке, что каждый день молится она не Господу, а некой развертывающейся пустоте, то-то рада она будет... Вера Ю. М. Федорова ближе к ясперсовой «философской вере» с ее радикальной открытостью ко всему: в первых его книгах рядом с церковными авторами – и дао, и Блаватская и Экхарт с Беме. Третья книга уже совсем близко подходит к православию – Блаватская исчезает, хотя Беме с Экхартом высовываются и подмигивают, время от времени из некоторых главок. Не кажется сильно удачным и название «субьектоцентристская историософема». Еще Бубер вполне убедительно показал, что Я – Ты связь не есть отношение субъекта и объекта. Христианству не субъект важен, но личность, стоящая перед личным и личностным Господом в личном к нему отношении. Субъект же есть принадлежащая к низшим онтологиям позиция. На мой взгляд, «вечное и бесконечное Ничто» в книгах Юрия Михайловича попахивает буддизмом и нигилизмом. Вот Дионисий Ареопагит был апофатичен до конца, говорил «Ни Что – Ни Ничто». Совсем не согласен я, что православная философская мысль – это космизм, как считает Ю. М. Федоров. «Космизм» – это придуманная недавно не слишком умными людьми солянка, где рядом со святым Григорием Паламой стоит советский биофизик Купревич и оба воют от такого немыслимого соседства. Не нравится мне двусмысленный Апокатастасис рядом с Апокалипсисом, «вечный возврат», как цель истории, и тут же (нечто вроде йоги) неоплатонистская технология возвращения – движения к предшествующему члену эманационного ряда. При чем тут христианское спасение души? Спасают не «измы», спасает Христос, который как-то не соответствует «принципу онтологического понижения истории», Новый Завет не ниже онтологически Завета Ветхого, но как раз наоборот.

Похоронили Юрия Михайловича, как он и хотел, в поселке Заводоуспенка, где у него куплен был маленький дом. Могила его находится на небольшом, тихом и, действительно, смиренном кладбище, рядом строится симпатичная часовенка. Поселок в 90-е годы сильнейшим образом пострадал от ельцинских «реформ»: бумажную фабрику купил некий Ахмедка, оборудование все разворовали, фабрика, кормившая весь поселок, закрылась, наступила полоса безработицы, алкоголизма и самоубийств. Год от года поселок умирал, превращаясь в зловещие декорации для какого-то тяжелого и страшного спектакля. Но именно в Заводоуспенке, окруженной прекрасными сосновыми лесами, Ю. М. Федорову жилось и работалось так, как нигде больше. В Заводоуспенке и была написана последняя третья книга его «Суммы антропологии», посвященная антропологической историософии.

 (05/02/02)

Произведение Мартина Бубера «Я и Ты»;
Мейстер Экхарт «О нищете духом»; Перевод со средневерхненемецкого М. Сабашниковой.

источник: Топос

 Вернуться в раздел

 
 

     Концепция и дизайн - Олег Фёдоров  © 2003-2008